Я сдаю часы в ломбард.
Не какую-то материальную форму, настенную или наручную, с противным тиканьем и бесконечной жизнью стрелок за счет упрямства механизма.
Я сдаю все время мира, закладываю его, чтобы получить крупицы счастья.
Счастьем я забиваю свою трубку и курю так долго, насколько хватит объема легких и срока годности гортани. Других измерителей больше не существует. Самого времени не существует. Оно, ха-ха, заложено. Было бы еще смешнее, если бы я проиграл его в покер какому-нибудь желтоглазому богу, но в детстве меня уронили в чан с пластиком для секундных стрелок и с тех пор я не могу отличить тройку треф от красного джокера.
Я курю счастье. Медленно, с полной отдачей и сосредоточенностью.
Все вокруг стоит, застывшее, как в янтаре. Почки готовы зацвести, снег готов упасть, кошка готова выгнуть спину и зашипеть на товарку, грузная торговка с грустно обвисшем лицом готова протянуть псевдовязанную салфетку какой-то тетке, ребенок готов прыгнуть под готовую мчатся на бешеной скорости машину. Все к чему-то готовы, но стоят замершие, потому что я заложил часы. В приступе милосердия подхожу к ребенку и курю на него. Отравляю ему легкие облачком прокуренного счастья, и на миг он оживает, падает, разбивает коленку, встает и разворачивается. И замирает, готовый бежать обратно к маме, прочь от проезжей части.
Я усмехаюсь и продолжаю курить, с каждой затяжкой уменьшая шансы на то, что кто-нибудь выкупит часы и оценит мою невероятную доброту.
А потом ложусь на асфальт, прямо под машину.
Из ноздрей, из рта и от трубки поднимется разноцветный дым. Облако счастья разрастается и сверкает. Если мне хватит сил, я успею заполнить им весь мир, и всем, абсолютно всем будет пьяно и хорошо. Реки не пойдут вспять, характеры не улучшатся, любимый дедушка не вернется из "другой страны", как окрестили идиоты-родители загробный мир, не решится проблема голода или экологии. Это ничего не изменит, но все вдруг станут счастливы, и разве это не имеет смысл? Все живут ради счастья, ради него совершаются все безумства и геройства. Ради трубки с счастьем можно умереть и начать самому себе завидовать.
Еще спустя пять затяжек я вдруг замечаю движение. Что-то ходит рядом со мной, идет на меня, проходит сквозь дым и сквозь меня, возвращается. Оно представляется: "Хронос" и смеется над моим идиотизмом.
Оно говорит, из-за таких, как я, однажды стало мало горизонтали. Потом стало не хватать и вертикали. Слишком не по росту для людей стал объем. Теперь мы выросли еще и из времени, и это, в сущности, чудесно, только нахрен ломает всю Вселенную, перекраивает ее и выворачивает. Оно предлагает показать. Я соглашаюсь и предлагаю в ответ закурить. Хронос соглашается.
Ткань бытия похожа на решето, я смеюсь на нее разноцветным дымом, и струйки проходят сквозь дырки насквозь. Хронос смеется тоже и сообщает, что своим выдохом я изменил несколько параллельных вселенных. Я честно предлагаю забрать эту дырявую фигню себе, простирнуть и залатать. Меня предлагают превратить в порошок и заварить из меня какао. Я верю, что именно так появился абсурд. Что может быть абсурднее идеи, что какао-порошок заложил часы в ломбард, раскурил счастье и научил курить Хроноса?
Там, где времени не существует, события лишаются обязанности происходить последовательно, и только поэтому абсурд существовал всегда. На самом деле, его придумал я.
И Хроноса я придумал.
И ткань бытия.
И дыры.
И параллельные вселенные.
И мальчика.
И ломбард.
И время.
И часы.
Что только не придумаешь, когда счастлив!
Мой желтоглазый брат согласно кивает и тасует карты.
Мы собираемся играть на пространство.